Сергей Иванович Соболевский, лучший знаток греческого языка среди отечественных филологов ХХ века, современник трех русских императоров, а также Ленина и Сталина, переживший их всех и доживший до правления Хрущева, в сентябре 1950/51 учебного года в возрасте 85 лет принял у себя в кабинете группу третьекурсников классического отделения филфака МГУ и в течение трех лет вел с ними регулярные занятия. После лекций мы шли с Моховой по Никитской улице (тогда улице Герцена), сворачивали в Большой Кисловский, затем  в Малый Кисловский* и, дойдя до дома, где жил Сергей Иванович, поднимались на второй этаж и оказывались в его квартире. Комната, где нас ждал Сергей Иванович, была просторной, все стены были уставлены книжными шкафами и ящиками с книгами, в переднем углу висела большая икона (эта икона сейчас хранится в храме св. мц. Татианы на Большой Никитской)**, посредине стоял длинный прямоугольный стол, во главе которого сидел С.И., мы рассаживались по обе стороны от него. Он всех нас звал по именам, обычным обращением его было: "Друзья мои". И он делился с нами своими знаниями, стремился научить нас слышать интонацию греческого текста. С этой целью он уделял особое внимание частицам, указывал на смысловую функцию частиц, проводил параллели с русским языком. Мария Евгеньевна Грабарь-Пассек мне говорила, что С.И. знал греческий язык на всем протяжении его истории, однако центром его внимания, средоточием его любви неизменно была классика. "Мария Евгеньевна любит заниматься всякой дрянью", — эти слова С.И. относились к ее желанию изучать неклассических авторов. Что можем мы усмотреть за этой ориентацией на классику? Уважение к незыблемой, твердой норме, неоспоримой ценности, достоинство, которое греки называли словом "аретэ", "калокагатия"? В жизни, в быту самого Сергея Ивановича была некая устойчивость, правильность, которая помогала ему сохранять работоспособность долгие и долгие десятилетия. У него был строго заведенный, неизменно соблюдаемый режим дня: он спал несколько раз в сутки по четыре часа. Спал четыре часа, затем вставал, работал, снова ложился отдыхать, затем снова вставал и работал. Каков был у него интервал между сном и бодрствованием, я не знаю, но заведенный порядок соблюдался неизменно, и для посетителей он был доступен только в определенные часы дня. Хозяйство вела Мария Ивановна, его официальная супруга, выглядевшая намного моложе Сергея Ивановича. После кончины Марии Ивановны ее место заняла ее родная сестра Елена Ивановна. С.И. почти не выходил из дому, Мария Евгеньевна говорила: "Сергей Иванович отсидел себе ноги!" Однако в студенческие годы я изредка встречала его на Гоголевском бульваре, где он временами дышал свежим воздухом. Для Сергея Ивановича Соболевского, как и для Сергея Ивановича Радцига, Александра Николаевича Попова, не существовало понятия "халтура". Не знаю, знакомо ли им было само слово, но что оно означает на практике, они явно не ведали. Сергей Иванович Соболевский, например, говорил нам: "Я к вашим занятиям готовлюсь. Преподаватель, который не готовится к занятиям - плохой преподаватель!" Что скрывается за этой фразой? - Ответственность за выполняемое дело, уважение к ученикам и любовь к греческому языку, который был для него живым не менее русского. С.И. читал греческий текст и нас заставлял читать его, вдумываясь в каждое слово, в каждую грамматическую форму, не упуская из внимания и само расположение слов. Привожу несколько примеров из своих записей, сделанных при чтении "Одиссеи"***:

andra - главный принцип расположения слов "по смыслу", вся поэма посвящена этому человеку.

приращение e - частица, приблизительно означающая "прежде". 

hon kata thumon - в своей душе; в аттическом диалекте kata ton heautou thumon; в более поздней прозе kata > en

arnumai - стараюсь сохранить то, что есть, добыть то, чего нет,

per - не знаем, что в точности значит эта частица (ставится для стиха), имеет значение или уступительное, или "очень".

nymphe - молодуха

dia theawn - его сиятельство; вероятно, эпитет всех нимф "светлая богиня"

peri - наречие "возле", Он на Фонтанке жил, я возле дом построил. В аттическом языке это наречие сохранилось в выражении peri pollou. Его значение сохранилось и в сложных глаголах типа perigignomai.

te - указывает на общность, на что-то постоянное; иногда прибавляется к относительным местоимениям и наречиям. Часто не переводится.

hmeia - стоит на последнем месте, на это слово падает логическое ударение.

oloophronos - одни производят это слово от oloos - злой; другие - от holos - знающий всё.

agenos - может употребляться и в хорошем, и в плохом смысле ("дерзкий"); комментатор Гомера, архиепископ Фессалоникийский Евстафий сохранил свидетельство Афинея.

В начале наших занятий нас приводил к Сергею Ивановичу его аспирант Владимир Федорович Беляев. Прошло какое-то время, и В.Ф. перестал появляться. Мы не придали этому никакого значения, пока С.И. не спросил: "А где мой Беляев?" Мы ответили: "Не знаем", а Сима Маркиш предложил: "Может быть, надо съездить к нему?" Сергей Иванович коротко ответил: "Не надо". С.И. знал: куда люди пропадали в те годы. Владимир Федорович был арестован. После освобождения В.Ф. рассказывал, что Сергей Иванович посылал ему посылки в лагерь.

В конце мая на последнее занятие мы приходили с букетом цветов и зачитывали благодарственный адрес на греческом языке. Расставаясь с нами на лето, С.И. желал всем нам встретиться заново в сентябре, прибавляя: "Из вас кто-нибудь да будет жив, а я могу умереть за это время". Нам, двадцатилетним такое напутствие казалось странным и неуместным: мы не воспринимали Сергея Ивановича как глубокого старика.

На экзаменах он всем нам ставил пятерки, иной раз приговаривая: "Я всем поставил отличные оценки, хотя некоторым незаслуженно".

Наши занятия с Сергеем Ивановичем должны были закончиться в первом семестре пятого курса, но этого не произошло. В силу чего изменилась ситуация на кафедре, я не знаю. Помню, как на нас накинулась с упреками тогдашняя секретарь кафедры Юлия Ивановна Городкова: "Как вам не стыдно, - восклицала она, - у вас хотят отнять Соболевского, и вы молчите! Вы должны протестовать!" Как бы то ни было, при следующей нашей встрече с С.И. он заявил: «Друзья мои, мне жаль с вами расставаться». И мы еще полгода продолжали приходить в его кабинет. Теперь занятия носили иной характер. Программа чтения авторов была уже выполнена, и С.И. стремился научить нас не только узнавать и понимать грамматические формы, но и ощущать специфику греческого языка, греческого способа выражения мысли, то есть стилистики. Сергей Иванович давал нам на дом страницу русского текста для перевода на греческий язык. На уроке мы с ним проверяли наши переводы, обращая внимание на употребление частиц, причастий и тех оборотов, которые заставляли наш перевод быть переводом, а не калькой. В заключение С.И. давал нам свой, собственноручно написанный перевод, с которым мы должны были вдумчиво сверять свои опыты. Теплые, человеческие отношения с Сергеем Ивановичем остались на всю жизнь. В первые годы после окончания МГУ я не раз приходила к Сергею Ивановичу с недоуменными вопросами, которые у меня возникали при самостоятельном чтении текстов. В голову не приходило, что он может отказать, не принять.

* Видимо, ошибка Т.А. Скорее всего, современный адрес таков: Нижний Кисловский пер., 8/2 (http://maps.yandex.ru/-/CBqYZ0I9) — В.Ф.

** Т.А. скромно умалчивает о том, что именно ей С.И. отдал незадолго перед смертью эту икону, и именно она передала ее в домовый храм Московского университета — В.Ф.

*** По техническим причинам греческий шрифт передан латиницей — В.Ф.