| События | Люди | Статьи | Книги | Разное | Ссылки | О сайте |
Эта статья опубликована в "Книжном обозрении" (№2273) (см. сканы [1] и [2] страниц), но здесь Вы прочтете ее в полной авторской редакции
В небольшом предисловии к статье о книгах, «потребовавших от него хотя бы минимального интеллектуального напряжения»[1], Борис Кагарлицкий сетует на существующее в настоящее время перепроизводство книжной продукции. Естественным результатом такого процесса оказывается незнание читателем и сотой доли того, что издается. Это, в свою очередь, обессмысливает, по мнению публициста, сам процесс книгоиздания. Разумеется, книг и в прошлом, и в позапрошлом столетиях выходило во много раз больше, чем может освоить один читатель. В чем Б.Кагарлицкий, наверное, прав, так это в неохватности даже той литературы, которая относится к узкой специальности сегодняшнего читателя-гуманитария. А чаще всего не попадают в поле зрения малотиражные издания – вроде тех книг по классической филологии, о которых я хочу рассказать.
Аверинцевские чтения. К 70-летию со дня рождения академика С.С.Аверинцева / Под ред. О.В.Раевской. М.: Изд-во Моск. Ун-та, 2008. 112 с.
Еще несколько лет тому назад, когда С.С.Аверинцев был жив, каждое его выступление, каждая его новая статья или книга привлекали повышенное внимание. Он создавал вокруг себя движение, был неким магнитом, многих притягивавшим, немногих отталкивавшим. Со смертью ученого все стало несколько иначе. Нельзя сказать, что о нем совершенно забыли, но все же молодым исследователям, только сейчас начинающим свой путь в гуманитарных науках, не всегда оказывается легко понять и разделить то восхищение и уважение, которые испытывают их старшие коллеги по отношению к С.С.Аверинцеву. Сборник докладов участников Аверинцевских чтений, научной конференции, посвященной 70-летию со дня рождения С.С.Аверинцева, мог бы послужить изменению ситуации. Я приступала к его чтению именно с такими настроением и ожиданиями.
Первая статья – самого С.С.Аверинцева «Древний урок человечности» - лишь подогрела мой интерес, развитию которого способствовало и отсутствие информации о тексте (почему именно он был выбран, насколько он типичен и характерен для С.С.Аверинцева). По мере чтения «Аверинцевских чтений» вопросов возникало у меня все больше и больше, а вот ответов на них я не находила. Сборник состоит из научных статей, так или иначе связанных с кругом интересов С.С.Аверинцева (Н.Н.Казанский «О единстве греческой культуры», А.Б.Куделин «К интерпретации элементов “чудесного” в “Жизнеописании Пророка” Ибн Исхака – Ибн Хишама», Г.М.Прохоров «Исихастская литература в древней Руси: смещение интереса на север», М.В.Бибиков «Время и вечность в греческой и славянской традициях», А.И.Иванчик «Аргонавтика, Океан и Черное море») и статей, авторы которых предлагают свое понимание личности и творчества ученого (С.П.Карпов «Заметки о творчестве С.С.Аверинцева», Г.М.Бонгард-Левин «Скворешниц вольных гражданин», А.Л.Доброхотов «Аверинцев как философ культуры», О.А.Седакова «Сергей Сергеевич Аверинцев: христианский гуманизм»). В статьях о С.С.Аверинцеве за отправную точку для рассуждений принимаются его исключительность и гениальность, очевидные, и потому не требующие доказательств или хотя бы описаний их проявлений. Вот, например, начала некоторых из статей: «… он (С.С.Аверинцев), один из последних энциклопедистов нашего времени, был подлинно междисциплинарен, соединяя качества философа, филолога, историка, теолога, искусствоведа, поэта и переводчика со многих древних и новых языков»[2]; «Великое поколение “шестидесятников”, которое до сих пор удивляет неиссякаемым творческим ресурсом и духовной пассионарностью – поколение, к которому принадлежал Сергей Сергеевич Аверинцев – уходит сейчас с какой-то беспощадной скоростью»[3]; «… дело не только в том, что у Аверинцева слишком много профессий: дело в том, что такой “профессии”, которая описала бы дело его жизни, просто нет в номенклатуре гуманитарных дисциплин. Все это чувствуют и пытаются так или иначе определить уникальное место Аверинцева в современной культуре, русской и мировой»[4]. Вот в этом «все это чувствуют» заключается главная загвоздка для людей, не заставших С.С.Аверинцева: «это чувствуют», судя по книге, те, кто хорошо знал ее героя. Но агиографический жанр едва ли лучший способ просвещения тех, кто этого знания в силу естественных причин разделить не может. Биография и библиография ученого представляются авторам сборника общеизвестными, важным оказывается не рассказ о том, как, благодаря или вопреки чему он сформировался, не анализ отдельных его произведений, а нахождение некоего общего «ключа к его идейному наследию, к тому, что составляло сущностные характеристики многих его трудов»[5]. По мнению С.П.Карпова главный смысл и содержание всего творчества С.С.Аверинцева заключается в реабилитации и истолковании, через тексты и символы, всей совокупности христианского наследия[6], Г.М.Бонгард-Левин предлагает попробовать понять ученого через его же книгу о Вяч.Иванове[7], для А.Л.Доброхотова С.С.Аверинцев – философ культуры[8], для О.А.Седаковой – христианский гуманист[9]. Оригинальность и справедливость предложенных интерпретаций трудно оценить, не имея того же априорного представления о феномене Аверинцева, какое есть у авторов сборника. Для понимания этого феномена важно учитывать несколько разноуровневых факторов – от биографии самого ученого, о которой сам он писал и рассказывал довольно подробно в своих интервью, до атмосферы 60-80-х годов прошлого столетия, в которой смог возникнуть своеобразный культ героя книги, который, судя по собственным его словам в многочисленных интервью, позиционировал себя как филолога и представителя интеллигентского сословия. Но, может быть, и сам С.С.Аверинцев был бы рад, что агиографическое начало в сборнике его памяти перевешивает аналитику? Сборник 2008 года написан с идеей возможности сохранения культа 1970-1980-х годов, но все-таки без попытки его анализа на фоне времени (как когда-то С.С.Аверинцев написал о Плутархе на фоне жанра), что превращает книгу, несмотря на наличие в ней интересных статей (Г.М.Бонгард-Левина, А.Л.Доброхотова, О.А.Седаковой, М.В.Бибикова), в несобранную мозаику, в паззл без подсказки.
Филологи-классики и славистика / Составитель и автор биографических заметок М.Н.Славятинская. М.: Лабиринт, 2009. 224 с.
«Цель данного сборника статей – напомнить об исследованиях филологов-классиков старшего поколения, обращенных к изучению славянского мира (от праиндоевропейских истоков до Нового времени) и говорящих о нетленности античной культуры»[10]. Несмотря на лирическое преувеличение аннотации (увы, о нетленности античной культуры говорить не приходится), появление такого сборника в эпоху нарастающего конфликта между специализацией и дифференциацией, с одной стороны, и междисциплинарности, с другой, отрадно и своевременно. Составительница сборника прекрасно показала, сколь плодотворным был (бывал) выход многих филологов-классиков за рамки классической филологии в узком смысле этого слова. Статьи и отдельные главы из книг подобраны так, чтобы показать спектр влияний античной словесности и культуры в целом на формирование старославянского и русского языков (Г.М.Шатров «Об использовании материалов старославянского языка на занятиях по латинскому языку», Б.В.Казанский «О происхождении слов»), древнерусской, а затем и русской литературы и культуры (А.И.Зайцев «Стих русской былины и праиндоевропейская поэзия», С.И.Радциг «Античное влияние в древнерусской культуре», И.М.Нахов «Ломоносов и античность», А.Н.Егунов «Гомер в русских переводах XVIII – XIX веков»). Каждую статью предваряет небольшая биографическая заметка, рассказывающая о ее авторе, и его краткая библиография. Биографии ученых построены по одному плану – где родился, где и у кого учился, как сложилась его профессиональная судьба. Составительца сборника избегает оценочных эпитетов и характеристик, что, с одной стороны, делает всех авторов книги похожими друг на друга, независимо от того, прожили ли они всю жизнь в Москве, или провели долгие годы в заключении. В сборник вошли работы умерших авторов, что, однако, вовсе не делает их представителями абстрактного «старшего поколения». Здесь и ученые, родившиеся в 80-90-х гг. XIX в. (С.И.Радциг, Б.В.Казанский, А.Н.Егунов), и родившиеся в 20-х гг. XX в. (И.М.Нахов, В.Н.Ярхо, А.И.Зайцев, Г.М.Шатров). Обращение классиков к темам русской филологии нуждается в исторической контекстуализации. Кто-то писал свою работу по случаю, в связи с официально отмечаемым юбилеем, например, М.В.Ломоносова, кто-то брался за тему из других соображений. В сборнике статьи представлены, скорее, как музейные экспонаты. В предисловии состав сборника «объясняется стремлением представить традиционные центры классической филологии в России»[11]. Очевидно, что первыми такими центрами называются Московский и Санкт-Петербургский (Ленинградский) государственные университеты, но почему в их число входят также Томский государственный университет и Московский государственный лингвистический университет, но не входят исторические центры отечественной науки – Киева, Харькова, Тбилиси? Нынешний политико-государственный статус этих городов достаточно было бы отметить в примечании без опасений нарушения политической корректности. Поскольку сборник, составленный М.Н.Славятинской, первый в своем роде, и за ним, надеюсь, последуют новые издания, на эти читательские вопросы и запросы будет дан и предметный ответ.
Discipuli Magistro: К 80-летию Н.А.Федорова. М.: РГГУ, 2008. 587 с. (Orientalia et Classica: труды Института восточных культур и античности; вып. 15)
Латинскому языку у Н.А.Федорова училось несколько поколений филологов-классиков, да и просто филологов. Нет ничего удивительного в том, что сборник в его честь получился таким объемным. Здесь собраны работы ученых разных поколений, принадлежащих к различным научным школам и занимающихся очень далекими друг от друга проблемами. Но две вещи, действительно, объединяют их всех - чувство уважения к юбиляру и признание ученичества. Н.А.Федоров является главным героем книги, что подчеркивается и рамочной структурой сборника. Открывается он обращением к «Николаю Алексеевичу Федорову – мифу и человеку», далее идут статьи, тематически объединенные в разделы «De litteris Latinis», «De litteris Graecis», «De posteris», «Versiones», а в конце помещено интервью с Н.А.Федоровым – «Научить читать, чтобы понимать…».
Самыми интересными для меня были материалы по истории классической филологии в России – темы, все чаще привлекающей исследователей, на них и сосредоточусь.
Laudatio Н.П.Гринцера, «Николаю Алексеевичу Федорову – мифу и человеку», по самой своей жанровой специфике не предполагает аналитического разбора жизни и творчества восхваляемого. Задача статьи, скорее, в том, чтобы описать процесс превращения живого человека, известного педагога и переводчика, в культовую фигуру, легенду. Первый этап – почти мифологическое имя: в студенческом фольклоре Н.А.Федоров - «Lupus». Версий происхождения этого имени столько, сколько рассказчиков. По мнению Н.П.Гринцера, «это, безусловно, тот самый Lupus in fabulis, т.е. персонаж, самой сутью своей предназначенный для увековечивания в мифологических преданиях»[12]. Следующий этап – переосмысление некоторых особенностей характера и поведения человека. В случае с Н.А.Федоровым такими оказываются расческа, «столь же неизменный атрибут Н.А., как перуны Зевса или лира Аполлона»[13] и «избирательное отношение к женскому полу и собственная избранность»[14]. Третий этап – появление духовно-вещественного доказательства, возвышающего героя над другими. «Прижизненный памятник», поставленный Н.А.Федоровым самому себе, - это, как пишет Н.П.Гринцер, учебник латинского языка, написанный в соавторстве с Валентиной Иосифовной Мирошенковой (1924-1991), и «тома великолепных переводов». Четвертый, заключительный этап – «признание» героя другими мифологическими персонажами. Рассказывая о необыкновенной увлеченности Н.А.Федорова своим предметом, о неугасающем интересе к латинскому языку и всему, что на этом языке создано, Н.П.Гринцер приводит небольшой отрывок из интервью с М.Л.Гаспаровым. М.Л.Гаспаров, едва ли не главная культовая фигура пост-советской филологии, называет Н.А.Федорова «молодым, энергичным и нескучным человеком, благодаря которому возрос среди филологов-классиков интерес к медиевистике»[15].
Всем, кто когда-либо изучал латинский язык под руководством Н.А.Федорова,
известна его любовь к розыгрышам и переводам с русского языка. Например, во время
занятий с нашим курсом, он, сам устав от страданий первокурсников над
стандартными фразами из учебника, мог вдруг направить на кого-нибудь свою
расческу (ту самую, которую в своей статье Н.П.Гринцер уподобляет перунам Зевса
и лире Аполлона) и, властно сказав «Переводите!», начать читать что-нибудь на
латинском. Ужас от того, что нужно переводить что-то со слуха, сменялся
радостью узнавания – да это же «Очи черные»! Тогда мы воспринимали подобные
задания как некое чудачество, стремление нашего преподавателя приблизить к нам
изучаемый язык. Позже мы узнавали, что перевод на латынь русских песен и
стихотворений – давняя традиция изучения и преподавания латинского языка в
Московском университете. Ф.Е.Коршу, пожалуй, самому известному представителю
этой традиции, посвящена статья В.В.Зельченко «Об одном латинском переводе
Ф.Е.Корша». За скромным названием скрывается история перевода на латинский язык
стихотворения А.С.Пушкина «Мечтателю». Впервые этот перевод был напечатан в
приложении к журналу «Филологическое обозрение» за
В сборник «Discipuli Magistro» входят статьи, отражающие научные интересы не самого юбиляра, как это было в рассматривавшихся ранее «Аверинцевских чтениях», а его учеников. Но это делает и портрет Н.А.Федорова-педагога более ярким и выразительным, показывая, каких разных и интересных исследователей он воспитал. А.И.Любжин в последние годы занимается изучением рецепции античности в русской литературе и культуре XVII – XIX вв., уделяя особое внимание истории преподавания латинского и древнегреческого языков в дореволюционной России. Его дар юбиляру – публикация пятнадцати писем А.Н.Шварца и одного письма Ф.Е.Корша С.И.Соболевскому, хранящихся в Отделе письменных источников Государственного исторического музея. Все они публикуются в орфографии подлинника с подробным комментарием. Письма А.Н.Шварца относятся «к периоду директорства А.Н. в 5-й Московской гимназии и к эпохе его руководства Министерством народного просвещения»[18], но адресованы ученику и другу. В них, поэтому, читатель видит не только чиновника, болезненно реагирующего на неприятие проводимых им мер, но живого человека, друга, радующегося успехам друга, учителя, готового помочь ученику советом, ученого, с легкостью пишущего не только по-русски, но и по-латински, древнегречески, немецки. Комментарий А.И.Любжина по языку до такой степени приближен к комментируемому тексту, что не всегда понятно, где кончается текст Шварца или Соболевского и начинается комментарий к ним. Когда А.И.Любжин пишет, что Л.А.Георгиевский был «товарищем министра народного просвещения»[19], он, возможно, еще может надеяться, что сегодняшний, например, студент знает, что «товарищем министра» в XIX в. называли просто заместителя министра. Но когда комментатор на той же странице пишет «по инициативе тогдашнего министра И.И.Толстого и его товарища О.П.Герасимова», это выглядит уже комично. Для того, чтобы масштаб трагикомического вживания в эпоху вместо комментария был понятнее, процитирую один характерный пассаж: «Вопрос о посторонних слушательницах – противозаконный допуск лиц женского пола, в том числе с недостаточным образованием, к прослушиванию университетстких лекций, практиковавшийся с момента введения университетской автономии при попустительстве министров И.И.Толстого и П.М.Кауфмана, бывших сторонниками совместного обучения, А.Н.Шварц счел возможным оставить записавшихся в течение одного семестра, но дальнейшую запись прекратил. Впоследствии (31 октября) этот вопрос был решен Высочайшим повелением в обход А.Н.Шварца в пользу вольнослушательниц, что едва не вызвало отставки А.Н.Шварца»[20] (с.467). Автор явно злоупотребляет жанром комментария для пропаганды предполагаемых патриархальных ценностей. Между тем, и письма А.Н.Шварца, и пометки на них С.И.Соболевского – великолепный материал для сравнения с недавно опубликованными воспоминаниями о С.И.Соболевском филологов-классиков, учившихся у него и работавших с ним в советское время – К.П.Полонской[21], М.Л.Гаспарова[22], В.Н.Ярхо[23], С.К.Апта[24]. Лишь собрав и проанализировав все это вместе, и возможно реконструировать образ ученого, а через него – атмосферу университетской жизни ушедшего века. К сожалению, в рецензируемом сборнике нет указателей, но, возможно, он станет со временем доступен и в сети.
Последний материал сборника – интервью «Научить читать, чтобы понимать…». Собеседники Н.А.Федорова – Борис Игнатов и Екатерина Перевезенцева постарались сохранить в расшифровке записи манеру устной речи Н.А.Федорова. Материал представлен в жанре «устной истории» и выгодно отличается от обычно приглаженных авторизованных интервью. Собеседников, работавших в рамках проекта Н.В.Брагинской, интересовало, прежде всего, как и почему Н.А.Федоров стал филологом-классиком, кто были его учителя, как складывались отношения между преподавателями и студентами, как он оценивает свою профессиональную биографию. В ходе непринужденного разговора удалось вплотную подойти к таким слабо освещенным в истории советского образования и науки темам, как идеологическое давление и манипуляция сознанием, репрессии, обрушившиеся на совсем молодых людей – сверстников нынешних студентов, кампании по проработке коллег, низкая научная квалификация высокопоставленных чиновников от науки - студентам Н.А.Федоров отвечает на вопросы подробно, иногда самобичующе, его оценки людей и обстоятельств всегда интересны. Остро субъективный взгляд только прибавляет ценности этому материалу как историческому источнику. Книгу закрываешь буквально на самом интересном месте. Но даже и самый интересный материал нуждается хотя бы в минимальном комментарии! Например, там, где в устной речи объединяются довоенный ИФЛИ и современный Литинститут, в готовом тексте следовало бы дать соответствующий комментарий. В библиографическом комментарии нуждаются и рассказы о словарях и изданиях, в которых принимали участие упомянутые Н.А.Федоровым однокашники, учителя или студенты. Все это не претензии к составителям сборника в честь одного из ветеранов классической филологии, но попытка сформулировать читательские ожидания и пожелания на будущее.
В прошлом столетии немецкий классик классической филологии сказал, что «книга без указателя - это не книга». Сказано об указателях, составлявшихся вручную! В нынешних же условиях отсутствие этого очевидного атрибута книги (все описанные мною сборники его лишены!) и вовсе нелепо.
[1] Б.Кагарлицкий. Книжные покупки Бориса Кагарлицкого. // Пушкин № 2, 2009. С. 16
[2]. С.П.Карпов. Заметки о творчестве С.С.Аверинцева. С. 14. Здесь и далее в сносках указываются страницы рецензируемого сборника
[3] А.Л.Доброхотов. Аверинцев как философ культуры. С. 58.
[4] О.А.Седакова. Сергей Сергеевич Аверинцев: христианский гуманизм. С. 80.
[5] С.П.Карпов. Заметки о творчестве С.С.Аверинцева. // Там же. С. 14.
[6] С. 20.
[7] Г.М.Бонгард-Левин. «Скворешниц вольных гражданин». С. 21-27.
[8] А.Л.Доброхотов. Аверинцев как философ культуры. С. 58-67.
[9] О.А.Седакова. Сергей Сергеевич Аверинцев: христианский гуманизм. С. 79-89.
[10] От составителя (Ad memorandum) // Филологи-классики и славистика. Составитель и автор биографических заметок М.Н.Славятинская. М.: Лабиринт, 2009. С. 4.
[11] Там же.
[12] С. 11
[13] Там же
[14] С. 12
[15] С. 14
[16] Филологическое обозрение. 1895. Т. 8. Ч. 2. Прилож. С. 1-2. Перепечатано: В.В.Зельченко. Латинский Пушкин // Абарис. 2002. Вып. 3. С. 53-54.
[17] С. 438.
[18] С. 448.
[19] С. 467.
[20] Там же
[21] К.П.Полонская. Сергей Иванович Соболевский – ученый-филолог, переводчик, педагог. // Ксенофонт. Воспоминания о Сократе. М., 1993. С.365 – 375.
[22] М.Л.Гаспаров. Записи и выписки. М., 2001. С.255-256, 310.
[23] В.Н.Ярхо. Внутри и вне Садового кольца: воспоминания обычного заведующего кафедрой. М., 2003. С. 130-135.
