Евгения Коровина (РГГУ)

Хроника конференции, посвященной памяти Николая Яковлевича Мерперта

11 и 12 сентября в Институте Археологии и Российском Государственном Гуманитарном Университете состоялась конференция, посвященная памяти Н.Я. Мерперта (1922-2012). Первый день в Институте Археологии был посвящен археологическим исследованиям Северной Месопотамии и Северного Кавказа. В этом обзоре археологическая часть конференции затронута не будет, кроме доклада А.А. Немировского о лингвистической проблематике.

Доклад А.А. Немировского был посвящен проблеме термина «умман-манда» и представлениям о дальнем Севере в Месопотамии (Nemirovsky A. “Umman-manda of Mesopotamian texts and early vision of Far North in Mesopotamia”). Автор доказывал, что «умман-манда» (т.е. полчища манда) не является конструктом нач. 2-го тыс. до н.э., а отражает вполне определенную геополитическую реальность, когда на севере существует особая этническая общность. С точки зрения А.А. Немировского, «манда» являлось изначально месопотамским названием расселявшейся в сиро-верхнемесопотамско-верхнеевфратском регионе этнокультурной общности первой половины – середины II тыс., соотносимой с передназиатскими/митаннийскими (индо)-ариями того времени (что ранее высказывалось в частности Б. Грозным и Э. Форрером). Возможно, форма этого названия в месопотамской традиции – «манда»  –  была до некоторой степени обусловлена влиянием на исходную форму этнонима аккадского слова «мандум» (~ «дикая окраина мира»).

Секцию, состоявшуюся 12 сентября в РГГУ и посвященную проблемам прародины индоевропейцев, открыл доклад Вяч. Вс. Иванова и Т.В. Гамкрелидзе на тему «Прародина индоевропейцев и миграции: полувековые исследования и дебаты» (Gamkrelidze T., Ivanov V. “Indo-European Homeland and Migrations: conclusions after half a century of studies and discussions”). В докладе были сначала изложены всевозможные точки зрения на расположение прародины индоевропейцев (от Северного моря до Ближнего Востока), а затем приведены аргументы в пользу того, что индоевропейцы должны были обитать в регионе смежном с Плодородным Полумесяцем. В частности, об этом свидетельствует большое количество заимствований между северо-кавказскими и индоевропейскими языками в части названий растений и животных (направление заимствования установить однозначно трудно). В пользу этой версии говорит и тот факт, что многие семитские слова, лишенные параллелей в других афразийских языках, имеют соответствия в индоевропейских, откуда они, вероятно, и были заимствованы. Кроме того, именно в 3-м тыс. до н.э., к которому относят распространение индоевропейцев, была одомашнена лошадь, хотя возможно, что те только заимствовали это изобретение у носителей ботайской археологической культуры, предположительно соотносимой с праенисейцами.

Следующим был доклад В. Блажека «Индоевропейские зоонимы и их афразийские параллели» (Blažek V. “Indo-European Zoonyms in Afro-Asiatic Perspective”). В нем были продемонстрированы 30 индоевропейских зоонимов, которые имеют параллели в афразийских языках. Из них 16 являются названиями домашних животных (собаки, коровы, овцы, свиньи и др.), а 14 — диких. При этом у индоевропейских параллелей в ряде случаев хотя бы в части ветвей имеются рефлексы обозначающие домашних животных. Исходя из этого, автор предполагает, что часть носителей праафразийского языка или его ранних потомков первыми одомашнили эти виды, а индоевропейские параллели либо являются когнатами, обозначавшими дикие виды, либо представляют собой заимствования, если обозначают одомашненных животных.

После этого выступил А.С. Касьян с докладом на тему «Лексические параллели между шумерским и хуррито-урартским: возможные исторические сценарии» (Kassian A. “Lexical parallels between Sumerian and Hurro-Urartian: possible historical scenarios”). В этом докладе автор показывает, что существует 6 слов из списка Сводеша, которые демонстрируют значительное фонетическое сходство между шумерским и хуррито-урартским (‘собака’, ‘рука’, ‘печень’, ‘мясо’, ‘дождь’, ‘кто?’), и обсуждает возможных объяснений таким совпадениям. Сначала А.С. Касьян показывает, что случайность маловероятна, поскольку перестановочный тест для этого случая дает вероятность менее 1%. Также опровергается предположение о заимствовании, поскольку тогда ожидалось бы присутствие большого количества заимствований за пределами базовой лексики (чего не наблюдается). Также достаточно маловероятным кажется и родство этих двух языков, поскольку несовпадающие слова из базовой лексики практически не имеют параллелей в другом языке, при том, что фонетическое сходство между парами слишком тривиально. Автор обсуждает и четвертый сценарий: прерванный языковой сдвиг, при котором этническая группа меняет язык на принадлежащий другой группе. При этом часть лексики, относящейся к базовому словарю, сохраняется, как произошло с народом малол на Новой Гвинее, который, являясь одним из родов народа оне (семья торричели), в 20 веке сменил язык на океанийский. Выдвигая такую версию, автор не полностью исключает и вероятность случайного совпадения, приводя в пример 110-словный список  современного английского и языка ари (южно-омотская группа), формальные фонетические совпадения между которыми составляют 8 элементов из 110.

После перерыва состоялся доклад В.А. Дыбо на тему «Кельто-италийские долготы и их значение для реконструкции протоиндоевропейской акцентной системы» (Dybo V. “Italo-Celtic vowel length and its significance for the reconstruction of Indo-European accent”). В этом докладе речь шла о том, что индо-иранское и греческое категориальные ударения являются инновативными по отношению к тому, что имеет место в балто-славянских, германских и итало-кельтских языках, где было парадигматическое ударение. Так, в кельтских языках слова, сохраняющие праиндоевропейскую долготу, имеют ударение на корне, а в словах, где долготы сократились, ударение стоит на конце. При этом такая ситуация не входит в противоречие с законом Хирта.

О.А. Мудрак посвятил свой доклад проблеме северокавказской лексики в армянском (Mudrak O. “North-Caucasian Element in Armenian”). Автор сначала рассмотрел проблему раннего звучания букв армянского алфавита, исходя из соотношения западного и восточного армянских диалектов. Затем был приведен значительный перечень слов, которые, по мнению автора, представляют собой заимствования в армянский из отдельных ветвей северокавказских языков, причем иногда даже представляется возможным установить правила пересчета звуков в заимствующем языке по сравнению с языком-источником. К сожалению, О.А. Мудрак никак не учел данные хуррито-урартских языков (которые, по традиционному мнению, и являлись основными лексическими донорами армянского в ту эпоху).

В докладе С.В. Кулланды «Ранняя индоевропейская социальная организация: индоевропейские корни системы варн» (Kullanda S. “Early Indo-European social organization: Indo-European roots of the Varna system”), в котором автор рассматривает индоевропейские термины родства на -tērи заключает, что они в ранний период являлись не собственно терминами родства, а обозначениями социальных групп и соотносит получившуюся систему с системой высших индийских каст, где с кастой кшатриев сходна социальная группа молодых воинов, с вайшья – люди средних лет, занимающиеся преимущественно земледелием и скотоводством, а с брахманами – старейшины, отправляющие культовые нужды.

Доклад П. Хеггати «Где, когда и почему появились индоевропейцы» (Heggarty P. “The When, Where and Why of IndoEuropean Origins”) являлся, по сути, пересказом свежей статьи R. Bouckaert, P. Lemey, M. Dunn, S.J. Greenhill, A.V. Alekseyenko, A.J. Drummond, R.D. Gray, M.A. Suchard, Q.D. Atkinson. Mapping the Origins and Expansion of the Indo-European Language Family // Science, Vol. 337, 24 August 2012. Сама статья предлагает необычный для лингвистики формальный метод определения прародины языковой семьи, базирующийся на лексикостатистике и определенной географической модели, применяемой в такой области биологии, как вирусология. Эта неоднозначная статья уже вызвала бурное обсуждение в лингвистической среде. Многочисленные отклики — как положительные, там и резко отрицательные — можно найти в сети Интернет.

В докладе Д. Энтони «Четыре вида животноводства в Приволжских степях» (Anthony D. “Four Kinds of Pastoralism in the Middle Volga Stepps”) речь шла о преобладающем типе хозяйства в разные периоды существования там индоевропейцев. Так, в энеолите, хотя некоторые животные уже были одомашнены, они ассоциировались, прежде всего, с элитой, а диета простых людей была основана на рыбе. В ранний и средний бронзовый век (ямная культура) популяции на средней Волге приобретают значительную мобильность, что было связано с изобретением колесных средств и езды верхом. В поздний бронзовый век (с 1900 г. до н.э., срубная культура) население степи становится сезонными кочевниками, когда зимой переходы становились меньше. И, наконец, к железному веку население становится земледельческим.

С.А. Григорьев сделал доклад на тему «Археологические культуры Ближнего Востока и Северной Евразии в свете индоевропейской проблемы» (Grigorjev. S “Archaeological cultures of the Near East and Northern Eurasia in light of the Indo-European problem”). В нем автор показал основные направления расселения индоевропейцев, которые прослеживаются археологически, с прародины, которая локализуется на Ближнем Востоке в период с 6 по 2 тыс. до н.э.. При этом с ними оказываются связанными такие археологические культуры как катакомбная, а позднее синташтинская и сеймо-турбинские культуры.

В докладе О.П. Балановского и Е.В. Балановской «Выделение индоевропейского генетического маркера: неолитизация Европы и проблема параллельной эволюции» (Balanovsky O., Balanovskaja E. “Continuous debates on Indo-European genetics: gene pool structure, search for Indo-European marker, Neolitization of Europe and genelanguage coevolution”) было показано, что межгрупповая вариация генов лучше соотносится с языковой группой, а внутригрупповая — с географическим районом. Это исследование проводилось на базе народов Северного Кавказа и показало почти полное совпадение генетических и языковых деревьев этого региона. Относительно отдельных ветвей индоевропейцев это исследование также дает результаты, соотносимые с генеалогической структурой языковой семьи, однако, в отличие от Северного Кавказа, где у каждой языковой общности имелся свой генетический маркер, «праиндоевропейского гена» не нашли, а только маркеры для отдельных ветвей.

С.А. Бурлак в своем докладе «Родство, контакты и гены» (Burlak S. “Languages, DNA, Relationship and Contacts”) рассказала о различных видах языкового контакта. Первый тип, выделяемый автором, — т.наз. ксенофобский контакт, когда ни носители языка-1, ни носители языка-2 не владеют языками друг друга. Такой контакт сопровождается незначительными заимствованиями в культурной лексике и, возможно, заимствованием ключевых технологий. Второй тип — ассиметричный билингвизм, когда многие люди, говорящие на языке-1, говорят также на языке-2, но носители языка-2 не говорят на языке-1. Этот тип контакта приводит к многочисленным заимствованиям в языке-1 из языка-2 и аналогичным явлениям в культуре-1. Следующим типом является симметричный билингвизм, когда и народ-1, и народ-2 знают язык друг друга, что возможно при развитой экзогамии. Кроме того, возможны и другие взаимодействия: переход на язык большинства (когда от культуры меньшинства практически ничего не остается), переход на язык меньшинства (когда меньшинство культурно доминирует; в этом случае язык большинства может оставить в нем заимствования), пиджин (обычно возникает, когда общества, создающие пиджин, не достигли стадии сложного вождества), а также диалектная перегруппировка (когда носители отдельного языка считают его диалектом другого языка, в результате чего происходит перекомпоновка языковых признаков).

И.С. Якубович выступил на тему «Лувийский субстрат: проблема надежности материала» (Yakubovich I. “Luwians and Pre-Hellenic substrate: assessing the evidence”). Идея о том, что до греков на их территории обитали говорящие на индоевропейском языке анатолийского типа, популярна у англоговорящих античников. Это связано с присутствием в Греции многочисленных топонимов на -nthos, -ssos: эти топонимы не были принесены из Анатолии, а являются свидетелями обратного процесса, имевшего место во 2 тыс. до н.э. Однако, как показывает автор, также вероятно, что лувийская подгруппа в Анатолии испытала сильное влияние т.наз. минойского языка Крита – языка линейного А, и, возможно, что субстрат имеющийся в Греции скорее не лувийский, а минойский, который был независимо привнесен и в Анатолию и адаптирован там лувийскими языками.

Завершил конференцию доклад А.В. Дыбо «Лингвистика и археология: некоторые методологические проблемы» (Dybo A. “Language and Archeology: some methodological problems”), в котором было показано, что возможно реконструировать не только значения отдельных слов праязыка, а целых лексических полей. И, соответственно, делать выводы о среде обитания носителей праязыка. В докладе, построенном на сопоставлении лексики природного окружение носителей праалтайского и праиндоевропейского, было показано, что, несмотря на сопоставимый возраст этих семей, набор реконструируемой лексики значительно отличается. Удается показать, степь может быть исключена по языковым данным из ареала обитания праиндоевропейцев, но при этом должна обязательно присутствовать в регионе проживания праалтайцев. Действительно, если для индоевропейцев восстанавливается семантический ряд: ‘плоская земля’ — ‘необработанная земля’ — ‘свободное пространство’, то для алтайцев ‘плоская земля’ входит в один ряд со ‘степью’ и ‘возвышенностью’. Кроме того, для индоевропейцев восстанавливается большое количество названий для разных типов камней, а для праалтайского языка только одно, что заставляет предположить, что индоевропейская прародина, в отличие от алтайской, располагалась по соседству с горами.

Затем последовало обсуждение докладов участниками конференции и были обобщены основные проблемы индоевропейской прародины, а именно соотнесение гипотезы о прародине с первым делением на анатолийские языки и собственно-индоевропейские, а также распространение общей лексики, относящейся к земледелию и скотоводству. Кроме того, на этом обсуждении была продемонстрировано, что очень многое зависит от точности работы, поскольку, например, языковая классификация индоевропейских языков сильно зависит от используемых лексикостатистических списков и при неточности их сбора высока вероятность ошибки. Это минимизировано в проекте Global Lexicostatistical Database. Также было показано, что хотя в основном принято говорить о двух кандидатах на индоевропейскую прародину существует и третий вариант, который нельзя исключать – Карпато-Балканская металлургическая провинция.

Сайт создан в системе uCoz